«Студент» - Чехов Антон Павлович
Ошибка в тексте ?
Выделите ее мышкой и нажмите
Описание произведения.
Герой рассказа А.П. Чехова Иван Великопольский, студент духовной академии, возвращается в родительский дом. Время действия — Страстная Пятница, в этот день церковь вспоминает Распятие Господа Иисуса Христа. Вместе со Страстной Пятницей в рассказе начинает звучать евангельская тема, которая, по мере развития сюжета, будет всё усиливаться.
Среди холода и мрака, герой думает с тоской о больном отце. Ему холодно и голодно, душа начинает унывать: «Ему казалось, что этот внезапно наступивший холод нарушил во всем порядок и согласие, что самой природе жутко… И теперь <…> студент думал о том, что точно такой же ветер дул и при Рюрике, и при Иоанне Грозном, и при Петре, и что при них была точно такая же лютая бедность <…> такая же пустыня кругом <…> что пройдет ещё тысяча лет, жизнь не станет лучше».
Озябший герой видит свет далёкого костра, что отсылает читателя к Евангелию от Иоанна: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин. 1:5). Идя на этот свет, герой встречает двух деревенских женщин, мать и дочь, Василису и Лукерью. Греясь у костра, он вспоминает евангельский рассказ об отречении апостола Петра: «Точно так же в холодную ночь грелся у костра апостол Пётр, — сказал студент, протягивая к огню руки. — Значит, и тогда было холодно. Ах, какая то была страшная ночь, бабушка! До чрезвычайности унылая, длинная ночь!» От Василисы он узнаёт, что та была на службе 12-ти Евангелий, богослужении Страстной Пятницы, которую называют Пасхой Крестной. — В двенадцати фрагментах четвероевангелия изложена история страданий Христа, в том числе, и сюжет предательства апостолом Петром Господа. Погружаясь в события той ночи, когда Христос- Бог, был предан людьми на смерть и покинут самым верным учеником, — автор, герои рассказа и читатель — переживают вместе страшную ночь в Иерусалиме. Время и пространство словно перестают существовать. Вот Пётр греется у костра, он измучен, устал. Его спрашивают, не он ли ученик Иисуса? — Он трижды отрекается. И тут ловит на себе взгляд Учителя. И вспоминает Его слова: «Петух не успеет пропеть в эту ночь, как ты троекратно отречёшься, будто не знаешь Меня» (Лк. 22:34). В ужасе он горько плачет.
Евангельский рассказ Ивана Великопольского представляет собой компиляцию четырёх Евангелий. О костре, у которого грелся апостол Пётр, повествует Иоанн Богослов, об отречении Петра говорят все евангелисты, а взгляд Христа святой Пётр встречает только в Евангелии от Луки.
Студент замолк: «Василиса вдруг всхлипнула, слёзы, крупные, изобильные, потекли у неё по щекам, и она заслонила рукавом лицо от огня, как бы стыдясь своих слёз, а Лукерья, глядя неподвижно на студента, покраснела, и выражение у неё стало тяжёлым, напряжённым, как у человека, который сдерживает сильную боль».
Уйдя от костра, Иван Великопольский задумался о том, что же сейчас произошло с ним, Василисой и Лукерьей? Если женщина заплакала, значит для неё то, что случилось с апостолом Петром, очень и очень важно. И в этот момент с ним случилось чудо: его душу наполнила радость. «Он глядел на свою родную деревню и <…> думал о том, что, правда и красота <…> всегда составляли главное в человеческой жизни…»
Свет костра, который студент увидел во тьме, среди холода и тоски, оказался светом веры. В сердцах простых деревенских женщин он нашёл сокровище живого христианства, которое погрузило собравшихся у костра в евангельские события. Христианская вера вернула студенту радость и надежду на то, что, правда и красота никогда не покинут сердце человека.
История создания.
Рассказ «Студент» Чехов пишет в 1894 году. Это время расцвета его творчества. Перед нами зрелый писатель со своим эстетикой, особой чеховской интонацией, приобретший известность. Но в этом рассказе Чехов отходит от привычного для него взгляда на жизнь: обращение к Евангелию даёт свет и радость, столь не характерные для его творчества.
Есть свидетельства, что «Студент» был любимым рассказом Антона Павловича. Иван Бунин воспоминает следующий диалог с Чеховым. Бунин спрашивает, читал ли он критическую статью о себе. Чехов отвечает: «Покорно вас благодарю! Напишут о ком-нибудь тысячу строк, а внизу прибавят: „а то вот ещё есть писатель Чехов: «нытик...а «какой я нытик»? Какой я «хмурый человек», какая я «холодная кровь», как называют меня критики? Какой я «пессимист»? Ведь из моих вещей самый любимый мой рассказ “Студент”» (И.А. Бунин. Собр. соч. Т. 9. М., 1967, стр. 186). Младший брат писателя Иван подтверждал, что Антон Павлович очень любил этот свой рассказ, считая его наиболее отделанным и совершенным с точки зрения писательского мастерства.
Отношение автора к вере.
Антон Павлович Чехов с детства воспитывался в строгих церковных традициях: прекрасно знал православное богослужение; каждое утро в пять утра они с братьями пели на клиросе в церковном хоре. Излишняя строгость отца отразилась на отношении Чехова к церкви. Он вспоминал: «Когда я теперь вспоминаю о своём детстве, то оно представляется мне довольно мрачным, религии у меня теперь нет. Знаете, когда, бывало, я и два моих брата среди церкви пели трио «Да исправится» или же «Архангельский глас», на нас все смотрели с умилением и завидовали моим родителям, мы же в это время чувствовали себя маленькими каторжниками». Хотя благочестие отца не дало писателю опыта живой веры, в его жизни всё же был истинный христианин — дядя писателя, Митрофан Егорович Чехов. Он был человеком верующим: милосердным, мягким и удивительно добрым. Митрофан Егорович был церковным старостой храма Михаила Архангела в Таганроге, имел связи на Афоне: афонские монахи часто останавливались в его доме. В день св. Митрофана Воронежского, возле дома именинника накрывались столы, и весь день несчастные, больные и убогие праздновали с хозяином. Антон был очень привязан к дяде. Тот стал для него образцом глубокой деятельной веры и искренней любви к ближнему. В одном из писем к дяде Антон Павлович писал об этом: «… Вы, сами того не подозревая, были нашим воспитателем, подавая нам пример постоянной душевной бодрости, снисходительности, сострадания и сердечной мягкости». Когда Митрофан Егорович умирал, племянник, уже известный писатель, приехал в Таганрог и провёл последние дни у его постели.
О Боге, вере и своём неверии Чехов не раз пишет в дневниках. Неверие, неумение смотреть на неправду жизни сквозь Свет Воскресения Христова — мучало писателя. Безверие его, однако, не было отрицанием, скорее, трудным путём к обретению веры. Писатель размышляет в дневниках: «Между “есть Бог” и “нет Бога” лежит целое громадное поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец. Русский человек знает какую-либо одну из этих двух крайностей, середина же между ними не интересует его, и потому он обыкновенно не знает ничего или очень мало».
Рассказы «Студент», «Архиерей», «В святую ночь», «На Страстной неделе» принадлежат перу человека, выросшего в православной культуре, в них живёт душа, тоскующая по Истине и ищущая Бога.
Писатель Борис Зайцев считал, что вера Чехова основана на заповеди о любви к ближнему, что он воистину стал «добрым Самарянином». Работая земским врачом, он отдавал душу и здоровье больным, лечил их бесплатно. Обустраивал библиотеки, строил школы, беспокоился о тушении пожаров, — всё это на свои средства. Совершил беспримерное путешествие на Сахалин, чтобы привлечь внимание властей и общества к проблеме жизни каторжан. Работая в одиночку, за три месяца переписал всё население острова — десять тысяч человек. Сердце его разрывалось при взгляде на страдания сахалинцев, голодающих детей.
Поселившись в Ялте, он собирал деньги на постройку школы в Мухалатке и санатория для туберкулезных больных.
Борис Зайцев писал о Чехове: «Простой веры не было у самого Чехова и по ней он (бессознательно) тосковал. Но «как должно служить Ему» — это сидело в нем прочно. <…> Его действенный и живой Бог, живая идея было человеколюбие».
Биография.
Антон Павлович Чехов родился в 1860 году в Таганроге. Он был третьим из шести детей купца третьей гильдии Павла Егоровича Чехова. Предки писателя по отцу были крепостными. Павел Егорович занимался мелкой торговлей, имел бакалейную лавку. У Чеховых детей воспитывали розгами. Не хватало ласки, внимания и тепла: «В детстве у меня не было детства», — вспоминал писатель.
В 1876 году отец разорился, и вся семья, кроме шестнадцатилетнего Антона, перебралась в Москву. Три года юноша жил один, чтобы закончить обучение в гимназии. Зарабатывал на хлеб частными уроками.
В 1879 году Чехов соединяется с семьей и поступает на Медицинский факультет Московского Университета. Пишет юмористические рассказы, пытаясь помочь бедствующей семье. По окончании учебы, работает уездным врачом, много пишет, приобретая известность сатирика-юмориста.
С 1880-х годов перестаёт писать на потребу низкосортных журналов. Рождается новый писатель, автор «Степи» и знаменитых чеховских пьес. В журнале А.С. Суворина впервые подписывает рассказы своим именем — Антон Чехов.
В 1889 году Чехов, уже известный писатель, отправляется в поездку на остров Сахалин. Там изучает жизнь каторжан, проводит перепись населения. Он признавался, что поездка изменила его: «То ли возмужал, то ли сошел с ума». Пять лет ушло на обработку материала и написание книги «Остров Сахалин».
Следующим этапом жизни писателя стало пребывание с семьёй в имении Мелихово, которое он приобрёл. Здесь Чехов, земский врач, борется с холерой во время страшной эпидемии, строит земскую больницу, дорогу, колокольню. В «Мелиховском сидении» написано сорок два произведения, в их числе знаменитая «Чайка».
В 1899 году полученный в юности туберкулёз вынуждает Чехова поселиться в Ялте. В 1901 году женится на актрисе МХТ Ольге Книппер. Пишет пьесы: «Три сестры», «Вишневый сад». Последним рассказом писателя стал рассказ «Невеста».
Умер Антон Павлович Чехов в 1904 году в курортном городе Баденвайлер (Германия), где лечился от туберкулёза. Ему было 44 года. Тело перевезли в Москву. Отпевание прошло в Успенской церкви Новодевичьего монастыря. Похоронен Чехов на монастырском кладбище рядом с отцом.
Составитель текста: Яфанова Марина Андреевна.
Погода вначале была хорошая, тихая. Кричали дрозды, и по соседству в болотах что-то живое жалобно гудело, точно дуло в пустую бутылку. Протянул один вальдшнеп, и выстрел по нем прозвучал в весеннем воздухе раскатисто и весело. Но когда стемнело в лесу, некстати подул с востока холодный пронизывающий ветер, всё смолкло. По лужам протянулись ледяные иглы, и стало в лесу неуютно, глухо и нелюдимо. Запахло зимой.
Иван Великопольский, студент духовной академии, сын дьячка, возвращаясь с тяги домой, шел всё время заливным лугом по тропинке. У него закоченели пальцы, и разгорелось от ветра лицо. Ему казалось, что этот внезапно наступивший холод нарушил во всем порядок и согласие, что самой природе жутко, и оттого вечерние потемки сгустились быстрей, чем надо. Кругом было пустынно и как-то особенно мрачно. Только на вдовьих огородах около реки светился огонь; далеко же кругом и там, где была деревня, версты за четыре, всё сплошь утопало в холодной вечерней мгле. Студент вспомнил, что, когда он уходил из дому, его мать, сидя в сенях на полу, босая, чистила самовар, а отец лежал на печи и кашлял; по случаю страстной пятницы дома ничего не варили, и мучительно хотелось есть. И теперь, пожимаясь от холода, студент думал о том, что точно такой же ветер дул и при Рюрике, и при Иоанне Грозном, и при Петре, и что при них была точно такая же лютая бедность, голод, такие же дырявые соломенные крыши, невежество, тоска, такая же пустыня кругом, мрак, чувство гнета, — все эти ужасы были, есть и будут, и оттого, что пройдет еще тысяча лет, жизнь не станет лучше. И ему не хотелось домой.
Огороды назывались вдовьими потому, что их содержали две вдовы, мать и дочь. Костер горел жарко, с треском, освещая далеко кругом вспаханную землю. Вдова Василиса, высокая, пухлая старуха в мужском полушубке, стояла возле и в раздумье глядела на огонь; ее дочь Лукерья, маленькая, рябая, с глуповатым лицом, сидела на земле и мыла котел и ложки. Очевидно, только что отужинали. Слышались мужские голоса; это здешние работники на реке поили лошадей.
— Вот вам и зима пришла назад, — сказал студент, подходя к костру. — Здравствуйте!
Василиса вздрогнула, но тотчас же узнала его и улыбнулась приветливо.
— Не узнала, бог с тобой, — сказала она. — Богатым быть.
Поговорили. Василиса, женщина бывалая, служившая когда-то у господ в мамках, а потом няньках, выражалась деликатно, и с лица ее всё время не сходила мягкая, степенная улыбка; дочь же ее Лукерья, деревенская баба, забитая мужем, только щурилась на студента и молчала, и выражение у нее было странное, как у глухонемой.
— Точно так же в холодную ночь грелся у костра апостол Петр, — сказал студент, протягивая к огню руки. — Значит, и тогда было холодно. Ах, какая то была страшная ночь, бабушка! До чрезвычайности унылая, длинная ночь!
Он посмотрел кругом на потемки, судорожно встряхнул головой и спросил:
— Небось, была на двенадцати евангелиях?
— Была, — ответила Василиса.
— Если помнишь, во время тайной вечери Петр сказал Иисусу: «С тобою я готов и в темницу, и на смерть». А господь ему на это: «Говорю тебе, Петр, не пропоет сегодня петел, то есть петух, как ты трижды отречешься, что не знаешь меня». После вечери Иисус смертельно тосковал в саду и молился, а бедный Петр истомился душой, ослабел, веки у него отяжелели, и он никак не мог побороть сна. Спал. Потом, ты слышала, Иуда в ту же ночь поцеловал Иисуса и предал его мучителям. Его связанного вели к первосвященнику и били, а Петр, изнеможенный, замученный тоской и тревогой, понимаешь ли, не выспавшийся, предчувствуя, что вот-вот на земле произойдет что-то ужасное, шел вслед... Он страстно, без памяти любил Иисуса, и теперь видел издали, как его били...
Лукерья оставила ложки и устремила неподвижный взгляд на студента.
— Пришли к первосвященнику, — продолжал он, — Иисуса стали допрашивать, а работники тем временем развели среди двора огонь, потому что было холодно, и грелись. С ними около костра стоял Петр и тоже грелся, как вот я теперь. Одна женщина, увидев его, сказала: «И этот был с Иисусом», то есть, что и его, мол, нужно вести к допросу. И все работники, что находились около огня, должно быть, подозрительно и сурово поглядели на него, потому что он смутился и сказал: «Я не знаю его». Немного погодя опять кто-то узнал в нем одного из учеников Иисуса и сказал: «И ты из них». Но он опять отрекся. И в третий раз кто-то обратился к нему: «Да не тебя ли сегодня я видел с ним в саду?» Он третий раз отрекся. И после этого раза тотчас же запел петух, и Петр, взглянув издали на Иисуса, вспомнил слова, которые он сказал ему на вечери... Вспомнил, очнулся, пошел со двора и горько-горько заплакал. В евангелии сказано: «И исшед вон, плакася горько». Воображаю: тихий-тихий, темный-темный сад, и в тишине едва слышатся глухие рыдания...
Студент вздохнул и задумался. Продолжая улыбаться, Василиса вдруг всхлипнула, слезы, крупные, изобильные, потекли у нее по щекам, и она заслонила рукавом лицо от огня, как бы стыдясь своих слез, а Лукерья, глядя неподвижно на студента, покраснела, и выражение у нее стало тяжелым, напряженным, как у человека, который сдерживает сильную боль.
Работники возвращались с реки, и один из них верхом на лошади был уже близко, и свет от костра дрожал на нем. Студент пожелал вдовам спокойной ночи и пошел дальше. И опять наступили потемки, и стали зябнуть руки. Дул жестокий ветер, в самом деле возвращалась зима, и не было похоже, что послезавтра Пасха.
Теперь студент думал о Василисе: если она заплакала, то, значит, всё, происходившее в ту страшную ночь с Петром, имеет к ней какое-то отношение...
Он оглянулся. Одинокий огонь спокойно мигал в темноте, и возле него уже не было видно людей. Студент опять подумал, что если Василиса заплакала, а ее дочь смутилась, то, очевидно, то, о чем он только что рассказывал, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему — к обеим женщинам и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям. Если старуха заплакала, то не потому, что он умеет трогательно рассказывать, а потому, что Петр ей близок, и потому, что она всем своим существом заинтересована в том, что происходило в душе Петра.
И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на минуту, чтобы перевести дух. Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой.
А когда он переправлялся на пароме через реку и потом, поднимаясь на гору, глядел на свою родную деревню и на запад, где узкою полосой светилась холодная багровая заря, то думал о том, что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле; и чувство молодости, здоровья, силы, — ему было только 22 года, — и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла.